Художник Иван Складчиков: «Не хотел стать стариком, который мотается по гастролям»

«Не знал, кем хочу быть, но точно знал, что это будет театр»

Уфимские постановки - далеко не первый опыт Складчикова в качестве художника-постановщика: он работал над спектаклем "Без вины виноватые" на такой солидной столичной площадке, как театр Моссовета. Создавал декорации и костюмы для парижских постановок балетов "Спящая красавица" и "Баядерка". Известен также как иллюстратор и сценограф одного из самых успешных шоу-проектов последнего времени - "Прекрасная М" питерского "Ленинград-центра" о судьбе русских балерин, иммигрировавших из страны после Октябрьской революции. Но вот работать над большим оперным спектаклем Ивану Складчикову прежде не доводилось. Над «Аттилой» в Башкирском оперном театре Иван работал не только как художник-постановщик, но и как помощник режиссера - пока Ильдар Абдразаков был занят в поставке "Дон Жуан" нью-йоркского Метрополитен-опера и представлял свой именной музыкальный фестиваль в российских городах.

- Иван, как стали художником? Вы же работали в театре, снимались в сериалах...

- Это как-то не произошло вдруг, я всю жизнь свою жизнь рисовал, еще с тех пор, когда был актером. По образованию я актер, но в этом нет ничего удивительного, учитывая, что в моей семье все артисты - я вырос за кулисами Малого и Центрального детского театра, где служили мои родители. Не знал, кем я хочу быть, но точно знал, что это будет театр. При этом я всегда тяготел к музыкальному театру - закончил музыкальную школу при консерватории, хорошо играю на фортепиано, могу сыграть клавир "Аттилы". Но когда я закончил школу, стало понятно, что великого пианиста из меня не выйдет - я это четко осознавал.

- И как сделали дальнейший выбор?

- Когда возник вопрос, куда пойти учиться, поступил на актерский факультет. И отработал достаточно долго. Было время, когда Маргарита Борисовна Терехова позвала меня делать с ней спектакль "Без вины виноватые" в театре Моссовета. А потом у меня случилась неприятность с легкими - нашли опухоль, и я улетел из работы на полтора года, а когда вернулся, то был уже не нужен ни на съемках, ни в антрепризах. И чтобы как-то себя психологически вытаскивать из этого состояния, вернулся к рисункам. Потом начались мои персональные выставки, какие-то проекты...

- Как закончилась эта история?

- Все люди, с которыми происходят подобного рода истории, сталкиваются с проблемой, что сегодня у тебя жизнь есть, а завтра тебе говорят, что у тебя опухоль - и дальше у тебя жизни нет. Если ты находишься в зоне какого-то адекватного восприятия реальности, то понимаешь, что тебе осталось жить пять, шесть, семь, ну, может, восемь месяцев. Да, это реально страшно. Но это заставляет тебя посмотреть на все под другим углом. В тот момент жизнь у меня уже была отлажена - я много снимался в сериалах - и Москве, и в Киеве, где мне вместе с замечательной актрисой Ксюшей Сташенко предлагали вести телепрограмму. Я много зарабатывал, и все уже было на поставленных рельсах.

«Мне ставили разные диагнозы - один страшнее другого»

- В 2011-м уфимцы могли видеть вас в антрепризе «Аккомпаниатор» в окружении именитых артистов…

- Да, я играл в спектакле с ныне покойным Львом Дуровым, Ириной Муравьевой, однокурсницей моей мамы, Екатериной Васильевой в спектакле, с которым мы объездили почти всю Россию. Помню, мы летели куда-то и в аэропорту встретились с одним артистом - не буду называть его имени. Я посмотрел на него - это был очень усталый, пожилой человек, который, как и я, летел с одних гастролей на другие. Я вдруг посмотрел на него и понял, что я так не хочу: не хочу быть стариком, который, вынужден, как цыганка, мотаться и до конца дней это делать. Для кого-то это нормально - это зависит от характера, но я подумал: "Господи, так жить нельзя, надо что-то делать". 

- Пробовали что-то изменить?

- У меня случилась проблема с ногой - вылетело колено и надо было делать операцию, потому что я почти перестал ходить. И когда я готовился к операции, мне сделали флюорографию и сказали: "У вас в легких такая опухоль, что о колене можно уже не беспокоиться". В смысле: в гробу и так полежите. Дальше пошли разные диагнозы - один страшнее другого. Это был апрель, и где-то в июле я уже был совсем в невменяемом состоянии, попал к академику Перельману - это муж актрисы Инны Макаровой. Он возглавлял Московский институт физиологии, ему было уже 95 - такой статный мужчина. Он посмотрел на мои снимки и сказал: "Вы зачем сюда пришли? Что вы хотите? "Я сказал: "Доктор, я вообще к вам не собирался, я хотел делать ногу, но мне сказали, что в гробу я и так полежу. Но я хочу делать ногу!" В итоге я сделал операцию и уехал на период восстановления в Италию. А когда осенью вернулся и сделал повторный снимок, оказалось, что никакой опухоли уже не было. А через год я задыхался, потому что сильный аллергик, и стал рассказывать аллергологу свой анамнез, дошел до этого рассказа и выяснилось, что у меня был аллергический отек легкого, что, конечно, тоже не весело. Но если бы этого не случилось, я вряд ли бы оставил профессию актера.

- Считаете это знаком судьбы?

- Видимо, Богу надо было выдернуть меня из одного и вернуть в другое. Почему вернуть? Потому что я всю жизнь любил оперу. В советское время по одному из каналов вечером шла трансляция из Большого театра "Евгения Онегина" или "Пиковой дамы", а утром был повтор. Так вот мама рассказывает, что в пять лет я смотрел и вечерний показ, и повтор утром. Представляете? Потом, когда я уже учился в училище Щепкина и все время ходил мимо Большого театра, всегда думал: "Господи, какой прекрасный театр, как бы мне хотелось там работать!" Но кем? Я не пою, не танцую. Но жизнь в итоге все-таки привела меня в театр.