Арт-объект

Дирижер Дмитрий Крюков: «Стремимся, чтобы Башкирию знали по оркестру, а не хоккейному клубу»

24.06.2020 Лада ВОЛКОВА
27 июня один из самых успешных дирижёров молодого поколения Дмитрий Крюков будет праздновать юбилей - ему исполняется 30 лет. Маэстро успел поработать в Госкапелле России, Большом театре, Камерном музыкальном театре им. Покровского. А осенью прошлого года музыкант перебрался в Уфу, приняв предложение стать главным дирижером Национального симфонического оркестра Башкирии.

«Работать с 9 утра до 11 вечера - мой обычный режим»

 

За десятилетие творческой карьеры выпускник Московской консерватории, ученик выдающихся российских дирижёров Валерия Полянского и Геннадия Рожественского Выступал не самых главных сценах страны - Концертном зале им. Чайковского, залах Московской консерватории и Дома музыки, сотрудничал со многими российскими и зарубежными оркестрами, в том числе с Бранденбургским государственным оркестром и оркестром Датского радио.

В марте Национальный симфонический оркестр Башкирии должен был впервые выступить в Большом зале Берлинской филармонии - на одной из самых престижных концертных площадок мира. Но из-за разразившейся пандемии коронавируса гастроли пришлось перенести. Впрочем, башкирский оркестр во главе с молодым маэстро не прекращал радовать поклонников классической музыки, и в период вынужденной паузы музыканты давали онлайн-концерты, записывали новые программы. Об этом и многом другом накануне своего юбилея маэстро Дмитрий Крюков рассказал в беседе с коллегой - дирижером театра Новая опера и телевизионного шоу "Синяя птица" Юрия Медяника.

- Как карантин сказался на работе оркестра?

- Нам уже с 14 мая разрешили репетировать, конечно, с соблюдением всех санитарных норм численности и расстояния, группами по пятьдесят человек. Я поделил музыкантов на малые составы по двадцать человек. Например, чтобы сыграть симфонию Бетховена, этого достаточно. Во времена композитора так и исполнялось. Это могло быть 23-25 человек, так что мы стали играть венскую классику практически аутентичными составами. Таким образом у нас получилось три оркестра и еще камерные состава. Наши музыканты не перерабатывают - играют по два-три часа, а то и меньше. Хотя, кажется, что они работают постоянно. Но по факту у нас получается по несколько прямых эфиров в день. Когда концертный день, мы делаем запись, затем выходим в прямой эфир, потом делаем перерыв, садится другой оркестр, и все повторяется: запись, прямой эфир.

- Не устаете от такого режима работы?

- Ну, это интересно, я привык активно работать еще с юности, со студенческих лет, когда учился в консерватории. Работать с девяти утра до одиннадцати вечера - мой обычный режим. Для меня всегда это было нормой. Музыканты же все время в каких-то разъездах, бесконечных перелётах. А когда я сейчас никуда не летаю, то чувствую себя как в отпуске, несмотря на десяти-двенадцатичасовую работу плюс индивидуальные занятия. Я как бы на «расслабоне», что называется, потому что каждую ночь сплю - обычно же этого никто не ценит. У меня были случаи, когда я не спал несколько ночей подряд. Я тогда дирижировал оперой "Дон Карлос" в Большом театре: утром я был в Уфе, вечером - дирижировал "Дон Карлосом", потом садился в самолет, летел в Москву, утром опять был в Уфе, а вечером - "Дон Карлос". И так несколько дней.

- Как зрители принимают онлайн-концерты?

- Мы очень рады, что у нас публики прибавляется благодаря онлайн-концертам. Республика очень нуждается в том, чтобы как следует поднять оркестр с точки зрения популярности и уровня - всего, как это произошло в Казани, оркестр которой, без преувеличения, сегодня известен на весь мир. И республику знают потому, что у них есть такой оркестр, а не потому, что у них есть хоккейный клуб. И мы к этому стремимся, хотя только начинаем эту работу - я всегда прошу играть на высоком уровне, стильно. У нас в конце июня, дай Бог, если все будет нормально и эпидемиологическая ситуация будет улучшаться и дальше, как это происходит сейчас, должен быть концерт на открытом воздухе для врачей. Естественно, со специальной рассадкой. Мы пригласили оперных звезд, надеемся, они откликнуться - и пусть это будет закрытый концерт, каких-то толп не будет, но все-таки это уже какой-то предметный выход из сложившейся ситуации. Будет, конечно, и онлайн-трансляция.

 

«Прямых эфиров музыканты поначалу побаивались»

 

- Как музыканты привыкали к концертам в прямом эфире?

- Нужно отметить, что прямых эфиров поначалу музыканты, конечно, побаивались, не привыкли. А я уже после второй репетиции им сказал: "Все, ребята, давайте еще часа два порепетируем - и в прямой эфир!" А сейчас уже все привыкли, с огромным удовольствием играют - это придаёт какой-то тонус, народ как-то сразу подтягивается, есть стимул. Конечно, мы играем не целиком произведение, какие-то части, которые уже отрепетировали, все-таки нужно, чтобы звучало хорошо. Этот карантин помог нам понять, что онлайн-деятельность ни в коей мере не может заменить живую. Но есть масса вещей, которые можно развивать, которые могут дать какой-то толчок, стимул. У нас, конечно, нет профессиональной записывающей аппаратуры, как, к примеру, в Московской филармонии, но у нас другая фишка. У нас девушка из пиар-отдела ходит с этой стабилизирующей палкой, и она может близко подходить персонально к каждому музыканту, создавая некий эффект погружения. Конечно, может кое-где страдать звук, когда подходишь так близко, но, помимо профессионального исполнения, здесь есть эффект какого-то закулисья, которое может быть многим интересно.

- Что будете записывать, если останется ограничение в 50 человек?

- Мне кажется, что с осени мы все-таки начнём работать большими оркестрами. Мы репетируем увертюру "1812 год" Чайковского, третью часть Второй симфонии Рахманинова, "Камаринскую" Глинки, увертюру к опере "Салават Юлаев" Загира Исмагилова - очень харизматичная музыка. Вот такую программу мы будем записывать. Конечно, соблюдая все меры предосторожности: у нас специальная широкая рассадка для музыкантов по пультам, расстояние между которыми два метра, хотя между рядом сидящими всего метр, но здесь уже никуда не деться. Струнников, конечно, мало, но благодаря тому, что мы ставим рядом с ними микрофоны, баланс получается нормальный. В принципе, я давно такую политику здесь провожу, что в нашем зале в ГКЗ «Башкортостан», где не самая лучшая акустика, которая сделана, скорее, под эстраду, нужно пошире сажать музыкантов - и определенно акустически становится шире, ярче. Мне мой педагог Валерий Кузьмич Полянский в своё время рассказывал, какие чудеса он творил с хором, где могло быть 20-25 человек, а он их расставлял так широко, что создавалось впечатление, что их в три раза больше. Я и раньше старался посадить оркестрантов пошире, а сейчас и совсем широко.

- Какие впечатления у слушателей после нового формата выступлений?

- Вот мы играли Бетховена, Моцарта, Чайковского составом 18-20 человек. И все, кто слушал, говорили, что это звучит очень объёмно и насыщенно. Я думаю, даже Вагнера можно попробовать сыграть на широком расстоянии при ограничении до пятидесяти человек. Ручаться, конечно, за результат я не могу, но чувствую, что это может получиться. А вообще, если бы ограничения были, скажем, 60-65 человек, вообще все можно вместить. А что касается аранжировок для малых составов оркестра, вот на днях я смотрел трансляцию из Берлинской филармонии - Кирилл Петренко дирижировал Четвёртой симфонией Малера, которую играли четырнадцать (!) музыкантов вместе с солисткой. Это, конечно, тоже возможно и интересно, хотя изначально написано для другого состава. Вот сейчас оркестр Метрополитен-опера будет делать проект "Восемь симфоний Бетховена", записывать все, кроме Девятой, конечно. Мы сыграли Четвёртую таким составом: три первых скрипки, три вторых, два альта и две виолончели - и все, кто слышал, в том числе и очень авторитетные люди, сказали, что это звучало отлично, больше и не надо.

 

«Меня даже с программ снимали за жёсткость в общении»

 

- Какой опыт приобрели, работая с московскими коллективами?

- У меня огромный опыт работы в Госкапелле. Кто не знает, это уникальный коллектив: большой полноценный оркестр - бывший оркестр Министерства культуры, к которому потом присоединился хор Валерия Полянского, штат солистов. Я работал в капелле с 18 лет в качестве пианиста-концертмейстера и хора, и солистов, и как второй дирижёр. Если подсчитать, сколько опер я сыграл на рояле и проассистировал, то получится более 60 разных названий, огромное количество месс. В год было по 8-10 опер, 15-20 месс разных, еще что-то. Там было два-три концертмейстера, но на какое-то время я оставался один. А программы одна за другой - как минимум пять, шесть разных в месяц. Нужно было учить оперы с солистами, аккомпанировать оркестру, играть для хора. Я как-то подсчитал певцов, с которыми работал, они просто сотнями исчисляются - знаменитые и не очень знаменитые, но все достаточно высокого уровня. Конечно, когда работаешь с более, скажем так, пафосными артистами, лучше идеально знать материал. Когда я с ними встречаюсь, всегда готов сыграть на рояле, что они поют, заранее слушаю их записи. Но это не сразу ко мне пришло.

- Бывали конфликтные ситуации?

- У меня было много неприятных опытов. Меня так научили, или, может, я что-то неправильно перенял, но я действовал по принципу: нужно только так, как я вижу - и все! Я же очень рано начал с оркестрами работать, в 21-22 года и поначалу приходил как Мравинский, который как-то на смычок наступил. Я не со зла это делал, был уверен нужно так: пришёл дирижёр, все взял в свои руки и всадил просто свою интерпретацию. Это было большой ошибкой, но меня многому научило, что называется, протерло об асфальт. Меня даже с программ снимали несколько раз за жёсткость в общении. Помню, как-то раз я пришёл дирижировать оперу в один театр, не буду называть в какой, - нужно было войти в спектакль, помочь. А я эту оперу очень хорошо знал, как, собственно, все, которыми я дирижировал. Пришёл и начал свою интерпретацию двигать, так все просто обалдели - все по-другому! И меня просто заменили, потому что я даже не послушал запись, как там у них все идёт.

- После чего поменяли тактику?

- Я до этого дошёл опытным путем: когда приходишь в какой-то театр, особенно не ставить, а вводишься в спектакль, нужно послушать! А если работаешь с певцом, исполнителем - нужно посмотреть, как он это делает. Но я к этому пришёл не сразу, годам к 26 где-то. Когда я еще в театр Покровского пришёл, у меня ломка была того понимания, которое у меня было в голову вкорчевано, и того, как в реальности существует. Даже там я еще вышел на какой-то спектакль, где у меня было всего-то полрепетиции - и как пошёл свои ритмы двигать. Тогда я послушал предварительно спектакль, но решил сделать по-своему. В итоге я дирижировал, но это было мучение для всех - и для меня, и для оркестра. И это меня естественным образом протёрло, хотя я себе некоторые контакты, конечно, зарубил, к сожалению. Но надеюсь еще вернуть, потому что это были просто ошибки молодости.

- Как работает новое поколение дирижеров?

- Новое поколение дирижёров, таких как Янник Незе-Сеген из нью-йоркского Метрополитен-опера или Кирилл Петренко из Берлинской филармонии, отличается от дирижёров старой школы. Раньше было так: дирижёр - одно солнце единственное, а остальные - где-то там, внизу. А сейчас это полное сотрудничество, дружба, желание помочь друг другу. Яркий представитель таких отношений с оркестром - итальянский дирижёр Клаудио Аббадо, который не гнул свою линию, а прислушивался, как звучит. Хотя я фанат не только Аббадо - друга оркестра, но и Артуро Тосканини, который был совершенный тиран и деспот. Но я не могу сказать, что Аббадо хуже интерпретирует какие-то вещи. Но сейчас, особенно на Западе, все уходит в сторону дружбы - это естественно. Я благодарен своим учителям, но меня очень консервативно воспитали, еще в русле старой школы, что дирижёр - главный. И перестроиться не просто.

 

«Башкирскому оркестру не хватает 10-15 опытных музыкантов»

 

- Что можете сказать об уровне башкирского оркестра?

- Я честно скажу: Национальному симфоническому оркестру Башкирии еще есть куда расти, есть проблемы, которые нужно решать. И когда ты куда-то приходишь как главный дирижёр, тебе их и решать. Иначе какой смысл вообще? Это трудно. Я себя воспитал, что любовь решает все проблемы. Нужно относиться к людям тепло, с любовью. Если ты приглашённый дирижёр, то это работает на сто процентов. Зачем на кого-то давить, главное сделать так, чтобы люди сами захотели что-то лучшее отдать. Но потом, когда ты становишься главным дирижёром, эта любовь может только до определённого уровня отдачи довести. Человек хочет играть лучше, чем обычно, но тут вопрос в том, что ему в пять раз лучше надо заиграть, а не в полтора раза. И тогда, к сожалению, мне приходится "включать" не того человека, каким я являюсь. Я работал над собой, я добрый человек, мне нравится заниматься музыкой, и я этому посвящаю все своё время. А тут приходится быть строгим - это трудный момент. Когда люди считают, что играют хорошо, а ты так не считаешь, возникают некоторые вопросы.

- Какого уровня вы хотите добиться от музыкантов?

- Мне хочется, чтобы они играли как минимум на уровне хорошего московского оркестра. Уверен, что музыканты меня поймут, я никого не принижаю, и у каждого оркестра есть свои прекрасные качества. Когда мы готовились к гастролям в Берлине я вышел к оркестру и сказал: "Друзья, я могу поступить так, как поступают многие наши соотечественники в таких ситуациях: пригласить полсостава из московского оркестра и спокойно поехать. Дать концерт в Берлинской филармонии - и все будут аплодировать и потом напишут какой великий оркестр. Мы так делать не будем, но с каждым я буду заниматься индивидуально". Это было наше решение с директором оркестра Артуром Назиуллиным. Мы готовили виолончельный концерт Дворжака и Пятую симфонию Чайковского, и я с каждым отдельно занимался его партией от начала до конца. Это беспрецедентный случай, я потратил на него много времени в течение двух месяцев. Конечно, в какой-то момент люди начинали думать: уже все, достаточно! И тогда во мне просыпался преподаватель консерватории: "Извините, но у вас здесь интонация несовершенная, здесь можно поритмичней, а здесь покрасивее фразировку". Во многих европейских оркестрах подход такой, что ты играешь свою партию идеально - вот и всё.

- Что вкладываете в понятие «европейский уровень»?

- Когда я говорю европейский уровень - это собирательный образ, но во многих крутых коллективах подход именно такой: играть так, чтобы у тебя не было ни одной фальшивой нотки. Не буду скрывать, что оркестру не хватает 10-15 опытных музыкантов. Конечно, в каждой группе есть лидеры, просто их должно быть больше. Те молодые музыканты, которых мы взяли, когда я пришёл в оркестр, и занимаются, и звучат хорошо, но им нужно время - отсутствие опыта все-таки сказывается. То, что коллектив молодой, даёт дополнительный стимул радости творчества. Как ни крути, молодым людям в любом случае интересно, даже если я их задолбал в какой-то момент своими требованиями. Им интересно, они горят. Поэтому я обожаю со студенческими оркестрами работать, у меня с ними всегда складывается контакт. Но дополнить оркестр опытными музыкантами просто необходимо. Представьте, я к каждому концерту буду готовиться, как готовился к Берлину, - это невозможно, столько времени просто нет.

- На что вам хватает времени, помимо работы?

- Когда меня спрашивают про хобби, я обычно отвечаю - музыка. Я очень люблю музыку с XI по XV век - это и есть мое хобби. В основном я, конечно, ее слушаю, но что-то и играю на пианино - у меня масса нот, читаю, в основном, про композиторов. У меня находится время и на спорт, занимался в юности борьбой и боксом. Сейчас, правда, со спортом завязал: во-первых, времени нет, да и отвлекает. Я два года назад перешёл на йогу в качестве спортивных занятий. Потому что я могу этим дома заниматься и мне не нужен никакой зал. Для меня это удобно и очень помогает - я все-таки привык поддерживать себя в какой-то определённой форме и полчаса в день мне вполне хватает.

Другие новости

Сегодня
Популярное
Что почитать

ОПРОС После выхода на пенсию вы планируете

Результаты