Николай Губенко: «С Уфой у Театра на Таганке кровная связь»

 «Не знаю, каким бы Высоцкий был сейчас»

Тогда, в мае 2004-го, актеры «Содружества» при полном аншлаге сыграли лучшие спектакли на сцене Башдрамы. Примечательно, что эти гастроли стали обменными: в сентябре того же года башкирский коллектив представил свои работы на подмостках губенковской «Таганки», посвятив гастроли 85-летию театра. 

– В нашем театре еще с любимовских времен есть частица Башкирии – это две уфимки Лена Габец и Лиза Устюжанина, – рассказал тогда нам в интервью Николай Николаевич. –  Так что с Уфой у нас кровная связь.

Уфимских театралов губенковцы решили познакомить с тремя постановками, которые, к слову, до сих пор значатся в афише театра. Николай Николаевич рассказал, что в спектакле «Дурь» по пьесе Некрасова «Осенняя скука» «демонстрируются свободные, импровизационные возможности каждого актера, потому что современная драматургия не дает таких возможностей».

- В спектакле ребята, что называется, отрываются, гуляют по-черному. Как хотят, так и работают. Другого такого ансамбля, который работает с таким упоением, так весело, хотя они все голодные и нищие, вы не увидите. Это спектакль для тех, кто хочет укрепить мышцы живота, - рекламировал постановку Губенко. 

Другим спектаклем, который оценили уфимские театралы, стала «примитивная притча» «Очень простая история», как охарактеризовал спектакль сам Губенко, выступивший режиссером. Третьей поставкой стала еще одна режиссерская работа мэтра – «ВВС» - «полтора часа эпохи Высоцкого в одном действии», как значилось в программке. 

– Нам хотелось представить Владимира Семеновича таким, каким мы его видели и знали, а не идолом, которого из него делает и «Театр на Таганке», и пресса, – рассказывал Губенко. – Мы делаем из него нормального человека, пристрастного к своей родине, любящего ее и никогда не помышлявшего о предательстве. Другие делают из него антисоветчика, противостоятеля, противника режима, ненавидящего все то, что сопровождало его на протяжении жизни, хотя этого из его поэзии не следует.

Не так давно в стране широко вспоминали легендарного барда – Высоцкого не стало 40 лет назад. И многие до сих пор задаются вопросом: каким и в каком политическом лагере был бы Владимир Семенович сегодня. 

- Не знаю, каким бы он был сейчас, - честно признался тогда в Уфе режиссер. - Я не господь Бог. В чем, например, трагедия Шукшина? Почему повесился Гена Шпаликов? Ну, Высоцкий много пил, потом сменил алкоголь на наркотики. Сегодня он был бы на стороне справедливости.  

«Любимов при его человеческой несостоятельности - удивительный художник»

Губенко откровенно рассказал, что руководство театром – это «вынужденная мера».

– Вообще я считаю себя кинорежиссером, и то, что я вынужден был в 87-м в связи со смертью Анатолия Васильевича Эфроса возглавить «Тананку», а в последствии и в 93-м - в связи с расколом театра на два коллектива – это вынужденная мера. И в 87-м, когда мы были вместе, и в 93-м, когда мы стали делиться, как и вся наша страна. Поэтому я бы предпочел работать в кинематографе. Это мне ближе других трех профессий – актерской, театрально-режиссерской и сценарной. Но я не смог отказать коллективу, который меня об этом попросил, и сделал это исключительно из таких понятий, как братство, товарищество, справедливость и желание спасти тех людей, которых Любимов отторг в 93-м, когда, вернувшись из-за границы, предложил большей части коллектива покинуть театр, оставив человек 15. Речь шла не обо мне: остался бы я, Зинаида Славина, Ленька Филатов, а остальные талантливые актеры из «Щуки» и «Щепки», кого он продержал на задворках, на эпизодах, в массовке и которые 12 лет проработали на него – должны были уйти, что было несправедливо.     

Худрук «Содружества» не стал скрывать, что разлад с Любимовым всю жизнь оставался для него незаживающей раной.

– Какие плюсы могут быть от развода любящих сердец? – с болью говорил он. - Просто получилось, что одна группа людей исповедует предательство, а другая справедливость. Я знаю три разных Любимова. Первый – времен 64 года – это человек по 24 часа сидящий в театре, а мы все были его родными детьми. Меня он даже поселил к своей маме, поскольку мы с Зиной Славиной жили в котельной театра, как иногородние. Мы были одно целое. Второй – уехавший за границу и предавший свой коллектив, даже не предупредив, что у него есть такие намерения. По идее театр с его уходом должен был распасться, на что он и надеялся. Эфрос, пришедший ему на смену, дал людям уверенности. И это все басни, что именно наш театр его погубил. Театр вообще губит жизни. Любимов при всей его человеческой несостоятельности удивительный художник. При всей его способности чувствовать конъюнктуру времени, он всегда в оппозиции. Он даже нашел возможность быть в оппозиции к итальянскому театру в Генуе, где пожарники не дали ему воплотить какую-то деталь. А третий Любимов – еще один предатель, который предпочел все западные ценности и послал всех к такой-то матери. А за границей он мучился, вынужденный ставить оперы, а не драматические спектакли.

Николай Николаевич не отрицал, что его театр наследует традиции любимовской школы.

– Сам не могу давать оценок, что делается в нашем театре, но мы предпочитаем содержательный театр, а форма в какой-то степени наследуется, потому что здесь очень много учеников Щукинского училища и самого Любимова, и мы не можем не использовать арсеналы, наработанные с 64 года с теми, кто тогда начинал. Потому что практически весь первый состав «Доброго человека из Сезуана» в 93 году перешел в этот театр.

«Жена не является актрисой моего театра принципиально»

– С Жанной Болотовой вместе мы уже 42-й год. Вы ее знаете по фильму «Дом, в котором я живу» Льва Кулиджанова, по моим картинам «Подранки», «Из жизни отдыхающих», «И жизнь, и слезы, и любовь», «Запретная зона». Но актрисой моего театра она не является. Принципиально. Потому что это очень плохая традиция, когда мужья или жены работают в одном коллективе, что обязательно ведет за собой склоки, интриги, разделы на лагеря.

В Уфе Николай Губенко жаловался, что его театр «живет в режиме самовыживания» и очень позавидовал состоянию башкирского театра, гостем которого стала его труппа. 

- Наш театр существует без государственной поддержки. Был миф о том, что мне помогает КПРФ, но только дважды за все эти годы партия оплатила зал, когда проводила мероприятия, как любые арендаторы. Вот и вся помощь. Мы живем в режиме самовыживания и привыкли к нищете, голоду, холоду, прессингу со стороны прессы. Зато чувствуем себя свободно и делаем то, что хотим. Единственная несвобода – это отсутствие финансов. Глядя на шикарные апартаменты вашего театра, на буфеты-туалеты, я просто потрясаюсь, как здорово здесь все устроено. Это говорит о внимании власти к национальному театру. Надеюсь, что и в русском так же, и никаких ущемлений по национальному признаку нет. А для нас и гастроли – не выход из положения. Например, уфимские гастроли будут стоить театру 678 тысяч. Для нас это большие деньги.  

К слову, долгожданного бюджетного финансирования театр добился через четыре года после гастролей в Уфе, но перед этим выстоял в юридической войне, одержав победу в 27 судах за право быть самостоятельным.

– Что же вы, будучи министром культуры, не смогли исправить ситуацию? – задали мы тогда неудобный вопрос мэтру.  

– Почему? В Москве все театры процветают. Все, которые находятся на дотации. Особенно фавориты – «Ленком», МХАТ, «Современник». У последнего, например, есть банк, который в конверте вручает своим артистам по тысяче-две долларов. Каждый пристроился каким-то образом. У МХАТА вообще несколько банков. И театры помельче имеют своих спонсоров. Джигарханян вообще проводит по три-четыре года в Штатах и, временами наезжая, едва заходит в свой маленький театрик. 

Судьба так распорядилась, что Губенко ушел в след за великими коллегами-худруками, чьи театры упоминал не без зависти. В 2018-м не стало Табакова, в минувшем – Захарова и Волчек, Джигарханяну не до театра – все чаще появляются новости о его очередной госпитализации, в забвении и недобром здравии доживает свой век Доронина, отлученная от своего МХАТА в громком звании почетного президента. Примечательно, что с Татьяной Васильевной, создавшей «горьковский» МХАТ после разделения, Николая Николаевича роднит и то, что он стал таким же революционером, возглавившим оппозицию Таганки, и то, что самостоятельный театральный проект Губенко, как и у Дорониной, нельзя назвать удачным. Николай Николаевич запомнился, прежде всего, своими ролями в легендарной «любимовской» Таганке и мастерскими режиссерскими киноработами. Сегодня нам печально оттого, что мы потеряли еще одну знаковую фигуру старой гвардии отечественной культуры.