Арт-объект

Музыкальные истории Михаила Козырева: гнев Земфиры и падение Шевчука

20.03.2017 Андрей КОРОЛЁВ
Журналиста и музыкального критика Михаила Козырева широкая публика узнала после появления в фильмах «День радио» и «День выборов». Меломаны знают Козырева, в первую очередь, как организатора фестиваля «Нашествие» и автора идеи «Максидрома», а также продюсера радиостанций «Максимум» и «Наше Радио». Сегодня он главный музыковед на телеканале «Дождь», принимающий в авторской программе самых ярких представителей шоу-бизнеса 90-х. За 20 с лишним лет работы у Козырева накопилось огромное количество историй, связанных с музыкантами, чьи имена по-прежнему будоражат воображение. Некоторыми из них Михаил поделился с уфимцами на творческом вечере. Предоставим слово гуру музыкальной индустрии.

Падение Юрия Шевчука

 

Нас с Юрием Шевчуком связывают долгие годы дружбы и множество творческих проектов. В какие-то моменты Шевчук очень серьезно относится к себе и с поражающей серьезностью и пафосом себя преподносит. Конечно, жизнь пристально смотрит на него в этот момент. По-моему, этот случай произошел на том же «Нашествии» - кажется, 2003 года. Хэдлайнером была группа «ДДТ». Это был масштабный фестиваль, на финал собиралось около 150 тысяч зрителей. Сцена занимала 50 метров от портала до портала, и еще был 10-метровый подиум, куда артисты любили выходить во время коды песни или для важных слов. Как мы знаем, главный косяк всегда приходит внезапно. И вот финал, «ДДТ» на сцене, все красиво подсвечено, над головой - звездное небо. Мы уже расслабились, потому что остается только финальный салют. Программа заканчивается песней «Это все». Шевчук на подиуме заканчивает припев, группа начинает проигрыш, во время которого Юрий Юлианович обычно исполняет такой ритуальный танец. Группа играет, все рады, а мы замечаем, что Шевчука нет - ни там, ни тут. Но музыка играет, народ радуется, флаги развеваются. Мимо нас пробегает технический директор: «Я все понял! Он грохнулся со сцены». Меня охватывает ужас, в голове пробегают заголовки завтрашних газет вроде «Несчастьем закончился очередной фестиваль». Бегу на подиум, смотрю вниз - там вообще безрадостная картина: на песке ничком на животе, не подавая признаков жизни, в искореженной позе лежит патриарх рок-н-ролла. Когда мы к нему прикасаемся, чтобы понять, что да как, он резко встает, отряхивается и начинает бодро карабкаться по металлоконструкциям обратно на подиум. Он выбегает туда ровно в тот момент, когда нужно снова петь: «Это все, что останется после меня». Вообще никто ничего не заметил, группа играет, народ все так же радуется! После концерта заходим в гримерку к Шевчуку, она по традиции заполняется после любого выступления друзьями с мест боевой славы - полковниками, военными летчиками, которые хлопают его по плечу и говорят: «А помнишь Кандагар, как мы с тобой…» В общем, подхожу к нему и спрашиваю, как он так умудрился упасть. Он отвечает: «Да ладно, Мишань, я ж сгруппировался!». И это очень характеризует Юрия Юлиановича, потому что он успел это сделать, а волшебная сила искусства  его вовремя подняла и занесла обратно на сцену.

 

«Игра престолов» Оззи Осборна

 

Недавно я был в Лондоне, провожал в последний путь группу Black Sabbath и ее лидера Оззи Осборна. Я так понимаю, это очередное объявление, что их команда распадается, но судя по состоянию участников коллектива, сейчас это близко к истине. Двигаются они по сцене не очень сильно. Самое слабое звено в этой группе – это, конечно, сам Оззи. Он передвигается по сцене маленькими шажками, у него три набора жестов. Мой друг так любил Оззи, что устроился к нему в службу бэкстэйдж обслуживания. Он отправился вместе с ними в тур, чтобы хотя бы прикоснуться к его величию. Он рассказал, как выглядит закулисье их концертов. Оззи передвигается в гигантском шатре, у него там стоит трон, как из «Игры престолов». Все обвешано летучими мышами, горят бездымные факелы, есть мантия. Когда он дает интервью, то садится на трон с посохом в руках и, безумно вращая глазами, общается с журналистами. Рядом же стоит нормальная палатка с обычными пластмассовыми стульями, там он и проводит основную часть времени. От гримерки Оззи до выхода на сцену проложены ряды световых флуоресцентных огней, как в самолете. Потому что Оззи уже давно ничего не видит в темноте.

 

Дождь из ворон для «Короля и Шута»

 

В период работы над «Максидромом» и «Нашествием» мы пытались найти нетрадиционные виды сценического действа. Когда «Нашествие» проходило в Раменском, мы сильно подружились с отделом, который предоставлял животных для киносъемок. Так, я открывал фестиваль со старейшим вороном «Мосфильма» на руке, а до этого несколько вечеров мы с ним привыкали друг к другу, чтобы он не выклевал мне глаза. У нас были ослики, которые выходили на сцену под песню Найка Борзова «Я маленькая лошадка», Макс Покровский исполнял песню на лошади. Ключевым должно было стать выступления группы «Король и шут». У Горшка тогда был период, когда у него были двухметровые панковские патлы на голове, они презентовали альбом «Проклятый старый дом». Мы решили выстроить декорацию в виде такого старого дома, чтобы во время одноименной песни из чердака вылетала бы стая черных ворон. И это так дико понравилось Князю и Горшку, что они поставили задачу достать сотню ворон. Мосфильмовцы за несколько дней с помощью силков и снотворных порошков набрали несколько ящиков ворон. Мы придумали конструкцию на верхнем этаже декораций - трубу, через которую надо было выкидывать ворон, по нашему расчету они должны были красиво разлетаться. Но в любом проекте должен быть один главный косяк, он всегда случается неожиданно. Здесь косяк был в том, что ворон по дороге укачало - это были безжизненные шатающиеся комочки. Так как на сцене уже грохотал «КиШ», то времени что-то придумывать особо не было. Кто-то из мосфильмовцев сказал, что когда вороны будут падать, они все равно расправят крылья и полетят, мол, все нормально будет. Чудовищная ошибка! Горшок уже поет «Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте…», мы дрожащими руками передаем коробки с воронами к трубе. Звучит припев «Проклятый старый дом!» и раздается грохот: бум, бум, бум! Это пошел дождь из несчастных ворон. Горшок думал, что он стоит в своем кожаном плаще, а вокруг вороны кружатся, сверкая. А там – бум, бум. Он закончил, обернулся: «Эй, мужики, вороны-то где?!», а ворон уже не было. Птицы приходили в себя только после удара об сцену и расползались в стороны, бочком-бочком. Это была эпическая история, которую «КиШ» мне потом много лет припоминали, считали, что я нарочно это устроил.

 

Подушка для Земфиры

 

С Земфирой мы познакомились почти сразу, когда она приехала в Москву. Мы договорились после выхода ее альбома, что ее большой концерт произойдет на первом фестивале «Нашествие» в ДК Горбунова. Она к тому моменту набрала невероятный уровень популярности – пожалуй, только «Мумий Тролль» и Земфира за такое короткое время вызвали всплеск любви. Земфира – абсолютный перфекционист. К этому моменту уже все знали, что если звук не такой, какой надо, она будет бить морду звукорежиссеру. Все были в воспаленно-напряженном состоянии. Мы с ней готовили трек-лист, обсуждали сценические эффекты. Перед Земфирой выступал Дельфин, у которого вообще нехитрая сценография: два танцора крутят нижний брейк, а сам он читает речитатив. Я сижу на звукорежиссерском пульте, мой друг Дима Гройсман за кулисами следит за выходом на сцену артистов. И тут я понимаю, что есть одна вещь, которую Земфира просила меня сделать, а я забыл. Набираю по рации:

- Дима, у нас есть проблема: я забыл подушку. Земфира просила, чтобы на песне «Снег» у нее была за сценой подушка, чтобы она могла на сцене ее выпотрошить и устроить фонтан из перьев.

Дима успокоил, сказал, что все нормально будет и без подушки. Выступление Дельфина близится к завершению, у меня срабатывает рация.

- У нас проблема, - говорит Дима. - Я сказал Земфире про подушку, она уехала. Причем ни один из ее музыкантов не знает куда.

Время идет, Дельфин заканчивает. Дима говорит, чтобы я пошел веселить народ - других артистов у нас на этот вечер нет. Я решил максимально тянуть время, представляя разных диджеев «Нашего радио». Мы дошли до завхозов и уборщиц, все они выходили на сцену и приветствовали публику. В какой-то момент Гройсман выполз на четвереньках, дернул меня за штанину и сказал, что Земфира вернулась. Меня так не отпускало еще никогда! Объявляю, она выходит, гениально все отыгрывает, на песне «Снег» достает подушку, все как она задумывала. Что же произошло? Она запустила в Гройсмана стулом, который разбивается о стену, а потом села в машину своего продюсера Насти Калманович, они поехали к ней домой, взяли подушку Насти и привезли на концерт. После выступления я зашел к Земфире, она спрашивает: «Ну что, будешь еще что-нибудь забывать?». Я дождался ее следующего дня рождения и подарил ей джип, набитый подушками. Их там было штук 15. Закрыл гештальт, как говорится.

 

«День Радио»: все взято из жизни

 

Пьесу «День радио» мы с моими друзьями-квартетовцами писали прямо у меня в офисе. Мне нужно было набросать типичных персонажей с радио. Так, на каждой станции есть прима – популярная, остроумная, как правило, красивая и всегда опаздывающая. На станции «Максимум» таким прообразом была Рита Митрофанова, которую я и по сей день считаю самой талантливой из ведущих, которых я когда-либо встречал. На сцене ее воплотила Нонна Гришаева. Также на каждой станции есть звукорежиссер, который разбирается в любой микросхеме, но бухает. Есть ведущий новостей с характерной специфической интонацией, его играет Леша Барац. Еще одна деталь из жизни: мне всегда звонит моя мама. В пьесе ее озвучивала Клара Новикова. В середине спектакля есть поворотный момент, когда из-за того, что инженер напился, радиостанция погружается в темноту, а группа «Чайф» застревает в лифте, хотя должна сейчас выйти в эфир. Это тоже реальное событие. Однажды на радио «Максимум» к нам приехала группа Reel to real, у которой есть единственный вечнозеленый хит I like to move it. Оказалось, что это двухметровый негр по имени Марк Куоши в экзотическом ямайском одеянии и две танцовщицы. Зачем приводить на радио танцовщиц, я до сих пор не понимаю. Дело было зимой. Этот несчастный артист впервые в своей жизни увидел снег, но это еще ничего. Лифт у нас был старый. Я еще помню, предложил им пойти пешком, но сопровождающий группу решил все-таки поехать на лифте. Они застряли через пол-этажа. Рита Митрофанова тянула время и, по-моему, раз десять ставила их главный хит I like to move it. Тем временем группу пытались вызволить с помощью монтировок. Марку было совсем плохо, танцовщицы держались пободрее. Когда их вынули оттуда, я впервые увидел зеленого негра. Интервью получилось не очень, потому что он отвечал в основном «Yes, I can» и «Thank you», руки у него тряслись. При написании пьесы мы решили, что в лифте у нас застрянет «Чайф». В этот момент мы пытаемся найти решение, а на телефоне висит мама. Леша Барац говорит, что в прихожей два каких-то мужика с гитарой, утверждают, что выступали с самим Себряком. Мол, может, их в прямой эфир. Никто не имеет ни малейшего понятия, кто такой Себряк, я спрашиваю у мамы, которая все еще висит на телефоне. «Ну, Мишенька, это же изумительный исполнитель городских романсов, в 57-м году…» Мы их зовем, появляется Кортнев в стройотрядовском свитере и поет песню «Снежинка».

В театре есть традиция - зеленые спектакли, когда артисты устраивают друг другу розыгрыши. Профессионалы наслаждаются, но я-то не профессионал. И вот идет спектакль, подходим к этой ситуации. Я спрашиваю о Себряке по телефону. Возникает пауза. Потом звучит ответ: «Нет, не знаю». Ведь все дальнейшее развитие сюжета зависит от ее ответа! Я слышу, как за кулисами начинает ржать «Несчастный случай». Я думаю, что делать. Спрашиваю снова. После томительной паузы звучит нужный ответ. Пожалуй, это самое страшное воспоминание об этой пьесе. Когда мы показывали ее в Екатеринбурге моей маме, ей устроили овации. Потом она за кулисами подошла ко мне и спросила: «Почему ты со мной не посоветовался? Я далеко не такая идиотка, как у вас в спектакле!»

 

Булгаков и вдохновение для Бьорк

 

Бьорк приехала с сыном в Москву для промоушна нового альбома Vespertine и согласилась на интервью. Ее пресс-атташе сказал: никаких персональных вопросов, разговор только о музыке. Обычно это стандартное предупреждение, артисты так страхуются, чтобы желтая пресса не втыкала им иголки под ногти. Но с Бьорк это было обоснованно, потому что она к этому моменту уже дала в морду папарацци, который фотографировал ее сына. Я чуть все не сорвал. Ее привели на радиостанцию, я угощаю чаем, спрашиваю между делом, как ей Москва, понравился ли город ее сыну. И сразу думаю: «Блин… Она сейчас встанет и уйдет». Это был эпик фэйл, хотя это просто вежливый вопрос. Она посидела, выдержала паузу и говорит: «Спасибо, все очень хорошо». Я оставил ее с чашкой чая, пошел в студию готовить микрофон. У меня были тяжелые ощущения насчет грядущего интервью, но она оказалась совершенно космической, когда поняла, что мне интересен альбом, аранжировки, вдохновение. Самое восхитительное, что ее любимая книга с 16 лет – «Мастер и Маргарита». Она рассказала о впечатлении от Булгакова, что  главное обаяние и очарование книги для нее в том, что она по стилистике похожа на исландские легенды и сказания. Это отсутствие границ реального и нереального влюбило ее в это произведение. Она рассказала, что сочиняет музыку, гуляя по бескрайнему исландскому побережью, а придуманные мелодии поет сама себе и таким образом старается их запомнить. В нее можно было влюбиться с нескольких слов, это одно из самых светлых моих воспоминаний.

 

Самое неудачное интервью: Дэвид Гаан из Depeche Mode

 

Я очень люблю группу Depeche Mode. Я долго за ними охотился и очень хотел взять интервью. Мне удалось это сделать, когда Дэвид Гаан приезжал с презентацией сольного альбома Paper Monsters. Надя Соловьева, которая всегда привозит «Депешей» в Россию, около полуночи позвонила мне и сказала: «В 12 часов дня, Дэвид Гаан, 20 минут, номер отеля скажу потом». До утра я придумывал вопросы, их накопилось на пару страниц. Невыспавшийся, я приехал в отель, где меня и Александра Анатольевича с MTV встретил экзальтированный пресс-атташе Гаана. Он начал нас кошмарить: «У вас пять минут, никаких вопросов о личной жизни! Дэйв сейчас clean - абсолютно сухой, никаких наркотиков, никакого алкоголя, никаких вопросов про это, ничего не пейте при нем!» Проходит полчаса. Я сижу так, что вижу прихожую номер и входную дверь. В какой-то момент открывается дверь и заходит невысокого роста Дэйв, весь в коже - все как положено. Смотрится в зеркало и проводит рукой по носу так, как это делают в кино после употребления наркотиков. Поворачивается к нам и говорит: «Hi, I’m Dave». И мы с Александром Анатольевичем переглядываемся: понятно, clean, ага. Сразу видно, что он в неадеквате. Я задаю вопрос, который не может вызвать негативный реакции, наоборот, позволяет раскрыться и о себе рассказать: «Вы ездите по миру с собственным материалом. То есть вы не просто певец, вы еще и автор, композитор, исполнитель. Какой процесс вам доставляет на этом этапе большее удовольствие – работать в студии, сочинять песни или выступать на сцене?». На что Дэвид отвечает: «Эти козлы из Depeche Mode всегда меня чморили, особенно этот засранец Мартин Гор!». И пускается в получасовой монолог с трехэтажным матом о том, какое дерьмо эти ваши Depeche Mode. Я даже не перебиваю, потому что говорит он с такой скоростью, с какой может говорить человек под воздействием определенных веществ. Я сижу и думаю: «Какой же ты козел. Я-то думал, ты молодец». В общем, я потом неловко задал еще пару вопросов... Это было самое печальное интервью в моей жизни.

 

Как «Аукцыон» попал в саундтрек к «Брату 2»

 

- Я горжусь тем, что включил песню Аукцыона «Дорога» в саундтрек к фильму «Брат 2». Тогда Балабанов и Сельянов обратились ко мне, поскольку «Наше радио» стремительно завоевывало популярность. А Балабанов тоже из Свердловска, моя мама дружила с его семьей, я помню, когда он еще снимал свои первые документальные фильмы про рок. Все так совпало, и мы договорились, что никто никому ничего не платит, мы просто вбрасываем в один котел все, что можем – каждый со своей стороны. Было такое волшебное время устных договоренностей и отсутствия договоров. Я приехал с чемоданом пластинок в Питер, где мы ночами с Балабановым сидели в старой монтажной и выбирали музыку. В фильме есть эпизод, когда Сережа Бодров садится в самолет и летит в Чикаго. Я настаивал, чтобы на этом месте была песня Пилота «Самолеты». А Балабанов мне тактично объяснял, что никакой связи между сюжетной линией и песней быть не должно. В результате в этот эпизод лег «Аукцыон», причем идеально. Оставалось дело за малым – убедить Леню Федорова, что зачем-то ему нужно отдать песню в какой-то странный фильм. И это была самая тяжелая тропа, которую я преодолел. Я добился того, что он, по крайней мере, решил со мной встретиться. Леня с самого начала обозначил свою позицию: «Понимаешь, мне это вот вообще не надо». Когда это формулируется так, ты даже не знаешь, с какой стороны подойти. Два часа я объяснял, что это никак не задевает творческое реноме «Аукцыона», что не позорно добавить свой трек в мейнстримное кино, что если фильм выстрелит, то к фанатам группы добавится новая аудитория. В конце концов я услышал: «Мне это все равно не надо, но делай что хочешь». Так эта песня попала в фильм. Не знаю, что думает Леня об этом сейчас, но объективно она добавила популярности, которую «Аукцыон» точно заслуживает как никто. 

Другие новости

Сегодня
Популярное
Что почитать

ОПРОС После выхода на пенсию вы планируете

Результаты