В биографии одной семьи запечатлелась вся нелегкая история молодого государства

Где зарождается патриотизм

Дочь Александра Самойлова Надежда стала единственным реальным прототипом памятника труженникам тыла 

Об этом скромном подвиге вчерашних школьниц рассказало наше издание, оно же опубликовало фото этой девушки из Бирска. И когда администрация Уфы заказала скульптору Ковальчуку памятник труженикам тыла, художник воспользовался реальной историей, случившейся в Башкирии в тяжелые военные годы.

Так, в начале мая 1943 года Надежду и еще трех девочек - Светлану, Елену и Татьяну, мобилизованных несмотря на юный возраст на бирскую швейную фабрику «Швейник», вызвал к себе начальник цеха и объявил о получении особо важного задания. На местную пристань из-под Сталинграда, где три месяца назад закончилась битва, прибыла небольшая баржа с пользованными шапками, которые нужно было починить до 1 октября.

Сначала девушки подумали, что это будет обычная швейная работа. Но когда они пришли на пристань и откинули брезентовый полог, то были просто потрясены. Тяжелым, каким-то мертвенным запахом пахнуло из трюма. Несколько тысяч шапок, сваленных в барже, были либо прострелены пулями, либо порваны осколками, вымазаны кровью и грязью. То тут, то там попадались присохшие к шапкам осколки костей черепа, клочки волос и кожи.

Именно тогда до девушек дошло ужасное осознание того, что происходило в далеком волжском городе, и какой ценой далась там наша победа. Перетаскав к вечеру шапки в склад у пристани, они здесь же на берегу Белой сами себе дали клятву, что эта работа будет их Сталинградом.

Первым делом отмывали шапки от крови, грязи и всего остального. Никаких моющих средств не было и в помине. Тогда даже хозяйственное мыло было по карточкам. Но находчивые девушки нашли выход из положения и прямо на берегу реки сварили щёлок. В нем и отмывали шапки. Руки разъедало от самопального моющего средства и ноги сводило от холода в ненастную погоду, но работали девушки напряженно весь световой день и практически без выходных. Тут же на мостках сушили и чинили головные уборы.

Вскоре случилась неожиданная напасть – крысы. Почуяв запах крови, эти твари за одну ночь погрызли два десятка шапок. Вся работа могла пойти крахом. И под суд можно было угодить запросто по законам военного времени. Поврежденные шапки реставрировали, а Светлана в тот же день прикормила кошку, которая вертелась возле пристани. На ночь ее стали запирать в склад. Грызуны исчезли, а кошка свое новое жилище быстро обжила и стала там полноправной хозяйкой. Осенью она окотилась, и пришлось девушкам в знак благодарности разобрать ее потомство по домам.

В августе зарядили на две недели дожди. Сушить шапки стало невозможно и работа чуть не встала. Но и здесь нашелся выход – высушили головные уборы в бане, вбив в стену полсотни гвоздей.

Эти девушки не были даже комсомолками, но в их среде был настолько высок патриотизм, что юные швеи готовы были пожертвовать собой, но принести пользу Родине.

Мы разыскали следы отца Надежды Самойловой – Александра, и выяснили, что и этот человек прожил полную лишений жизнь, но также всегда оставался патриотом своей страны. Неудивительно, что он воспитал столь самоотверженную дочь. В его биографии как будто отразилась вся нелегкая история молодого советского государства – ее полезно узнать хотя бы потому, чтобы понять – почему люди могли защищать отечество, не требуя ничего взамен.

Надежда Самойлова перед войной. Ей 15 лет и она ещё не знает, какие её ждут испытания

Неудачное сватовство – причина войны?

Рядовой Александр Самойлов в 1916 году перед отправкой на фронт, крайний справа

Александр Самойлов из села Улеево, что под Бирском, в начале 1900-х сумел окончить три класса начального училища, а это было значительным достижением для сельской глубинки. Учитель долго уговаривал родителей продолжить образование ребенка, получившего за учебу похвальный лист. Страстно хотелось учиться и самому парнишке, но ходить за 10 километров в город каждый день было невозможно, как было не по карману и снимать квартиру. Правда, врожденный талант к математике остался на всю жизнь: Александр мгновенно производил в уме вычисления, складывал, умножал, делил любые цифры.

В 1915 году в 19 лет, его призвали в царскую армию в запасной пехотный полк где-то на западе России. Через год маршевую роту с молодым пополнением перебросили на германский фронт. За что воевали, толком не понимали. Среди солдат ходили упорные слухи, будто, дочь царя Николая II отказала сватьям австрийского принца.

В 1917-м в одной из стычек получил ранение и контузию. Плен и лагерь где-то в Восточной Пруссии. В сыром климате при скудном питании из гнилой брюквы раны заживали долго и мучительно. Охрана с упоением избивала узников. Любимым наказанием было подвешивание за руки к крюку. Иногда за деньги лагерное начальство передавали пленников «бауэрам» для работы в поле или по хозяйству. Немец кормил похлебкой из муки с постным маслом и турнепсом, которую давал и своим свиньям. Мог и плеткой отхлестать: «Русиш швайне»…

К концу лета 1918-го от бескормицы и простуды Александр разболелся, опухли и плохо стали ходить ноги. Казалось, конец близок. Но, вдруг, на третий день, утром, лежа без сил на нарах, услышал, как администрация лагеря объявила о формировании состава для немедленной отправки в Россию. Как в тумане рядовой Самойлов встал, добрел до вагонов, стоявших поблизости, где ему, после отметки в списках, сунули в руки буханку хлеба и затолкали в «теплушку».

Целый месяц занял путь из дождливой Пруссии до Бирска. Но сам факт возвращения домой подействовал исцеляюще. Навстречу двигались эшелоны с немцами, австрийцами и венграми, которые ехали к себе на родину из русского плена.

- Стычек с ними или злости какой-то не было, - вспоминал потом бывший военнопленный. – Они, как и мы, стремились скорей вернуться домой.

В большевистской России полыхала гражданская война, началась иностранная интервенция. Пробираясь через бушующую страну, состав подолгу задерживаясь на станциях и в сентябре окончательно встал где-то у берегов Камы в нынешней Удмуртии. Дальше дороги не было, впереди шел жаркий бой: строчили «максимы», хлопали винтовочные залпы, время от времени вдали бухала «трехдюймовка». То, что происходило там, историки назвали потом «Ижевско-Воткинским антисоветским мятежом». Вместе с разношерстной публикой и «мешочниками» Александр доковылял до речной пристани, где удалось сесть на допотопный пароходик, шедший в Уфу, занятой белочехами и властями марионеточного КОМУЧа.

Капитан судна предусмотрительно менял время от времени флаги на мачте: то на красный-революционный, то на триколор, в зависимости от того, через какие места проходила его старая «посудина», а где-то и вовсе снимал, держась подальше от подозрительного берега. Из Дюртюлей, занятых белочехами, полоснули в туманных сумерках с крутого яра пулеметной очередью. Но, видимо, груз, который капитан вез в трюме в столицу Уфимской губернии и куда никого не пускал, стоил подобного риска. Облепившие палубу пассажиры были лишь маскировкой того почти контрабандного рейса.

Наконец, Бирск, и Александр пешим ходом добрался до дома, где его уже не чаяли увидеть живым. Больше месяца ушло на лечение. Но ранение и плен подорвали здоровье на всю оставшуюся жизнь, хотя бывший военнопленный всегда бодрился: «Ничего, пройдет…»

Гражданская или, как тогда говорили «война по деревням» шла в губернии ещё полтора года. Особенно запомнились жителям уезда алчные чехи, колонна которых, в 1918 году по пути в сторону Мишкино, зарезала и забрала с собой из окрестных деревень всех телят, ягнят и молочных поросят. Ничего другого нежные европейские желудки этих «братушек» не принимали. Если кто-то из крестьян пытался протестовать, угрожали сжечь все село. «Чешско-словацкую саранчу» долго потом вспоминали и в Улеево.

«Твердое задание»

Закончилась гражданская война и жизнь стала налаживаться. Тут-то и пригодился математический талант Александра, причем в очень практическом отношении. Дело в том, что до коллективизации в селах происходил регулярный передел земли, когда участки перемеряли землемеры, нарезая новые. За взятки они могли «добавить» кусочек одним, обделяя других. Но прирожденного математика обмануть было невозможно. Он немедленно выявлял аферу, и землемеры вскоре перестали даже пытаться это делать в его присутствии. Парня зауважали не только в селе, но и во всей округе. Приходили «депутации» из соседних деревень, просившие проконтролировать расчеты этих «устроителей земли», которым сейчас поставлен памятник возле здания Росреестра в Уфе.

А когда вернулся домой, в том же 1918-м женился на 16-летней Татьяне Несчастливцевой. Причем инициатива исходила от неё. Заприметив симпатичного парня, та, единственный раз в жизни пошла на деревенские «посиделки», где и приглянулась будущему мужу, который пошел её провожать, а через два дня прислал сватов. Так осенью 1918-го они связали свои судьбы и прожили в любви и согласии вместе 41 год.

Татьяна Несчастливцева сидит в центре, будущая супруга Александра, 1918 год, Бирск

Летели годы, в семье росли две дочери - Елена и Надежда, был построен и даже покрыт железом новый дом. Все шло свои чередом, пока в 1930-м во время коллективизации, власть в селе на короткое время не захватила группа «активистов» из числа местных пьянчуг и драчунов. Но и этого времени хватило, чтобы поломать многие людские судьбы.

- Изымаю у вас как у кулаков весь хлеб и ковры, - заявил, размахивая наганом, нетрезвый председатель, явившийся на экспроприацию вместе с пьяной супругой. – Из дома до утра не выходить – застрелю!

Вывез со своими дружками зерно, забрал домотканые ковры, сделанные руками Татьяны, пообещал на следующий день прийти за скотиной. Тоже произошло и в других семьях, даже тех, где мужья и сыновья геройски воевали за советскую власть на фронтах гражданской войны или служили во время коллективизации в Красной армии. Ночью несколько человек сбежали и обратились в бирскую прокуратуру. К полудню из города приехала комиссия.

- Дам справку на выезд, если подпишите, что претензий ко мне не имеете, - примчался протрезвевший председатель.

Глава семьи подписал бумагу в обмен на справку, дававшую право на переезд в Бирск. Спешно по дешевке продали дом, скотину и на последней лошадке приехали в город. Сняли «квартеру», как называли тогда съемное жилье, и в тот же день всей семьей сфотографировались – началась новая жизнь и… появились новые надежды. Александр устроился на работу в «Утильсырье», где только что выгнали прежних проворовашихся сотрудников. И тут снова пригодились его способности. Буквально за день новый работник разобрался с делом и даже нашел ловко припрятанный от учета «цветмет» - медь и бронзу.

Через год ему выделили участок под строительство дома на улице Кузнецкой, которая сейчас носит имя Фатхинурова. Показатели организации, в чем была заслуга и нового работника, резко выросли, и уфимское начальство оценило это по достоинству.

Началась стройка со всеми присущими ей проблемами. Но, то были приятные хлопоты, пока, вдруг, однажды, под вечер не пришел участковый: «Гражданин Самойлов? Пройдемте…»

Оказывается тот самый подлец-председатель, даже получив от главы семейства расписку об отсутствии претензий и выдав справку, «накатал» потом на него донос в ОГПУ, на который «органы» должны были «реагировать».

- Я обязан принять меры, хоть и вижу, что ни кулаком, ни подкулачником вы не были и у белых не служили, - признался начальник. – Не только у кулаков дома железом крыты и ни они одни ходят в сапогах, а не лаптях.

Помолчав, с досадой добавил: «Понаписал тут, понимаешь, председатель... Дам «твердое задание» - будете охранять заливные луга Красной армии. Не пожалеете, даю слово».

И, правда, милицейский чин не обманул. Александру выделили продукты на три месяца и даже «берданку» с патронами «на всякий случай» - объект-то оборонный! Жил он в просторном шалаше на берегу Белой, который сам и построил. Работу свою выполнял на совесть и ни одной потравы за все время не допустил. Попутно собирал и сушил ягоды, душицу, зверобой, мяту. Ловил острогой по ночам рыбу в реке, а тогда это было разрешено. Супруга Татьяна с детьми не раз приходила к нему. Вместе сидели у костра, варили обед, пили травяной чай, были счастливы, что вместе… Удивительно, но о периоде «исполнения наказаний» в семье Самойловых остались самые теплые воспоминания. Очевидно, что «гражданин начальник» разобрался, прежде чем, «наказывать» Александра подобным образом, да ещё оружие выдавать.

А потом глава семьи встретил в Бирске председателя с женой, которые уже работали дворниками в городе. «Бывший» растерянно попытался что-то сказать, но Александр обошел пару стороной. Буквально через несколько дней к Самойловым приехал новый глава колхоза из Улеево, извинился за «дела» прежнего, привез изъятые ковры и пригласил вернуться обратно в деревню.

- В одну реку дважды не входят, - был ответ.

Шло время, семья достроила просторный светлый дом, который стоит и до сих пор. Всё складывалось благополучно, но грянула война.

Медкомиссия не признала Самойлова, после прежних ранений и контузии, годным для службы даже в обозе и поэтому в ноябре 1941 года он был направлен в «Трудармию» в Орск на строительство НПЗ. Проработав два с половиной месяца, Александрович Михайлович сильно простудился и заболел пневмонией. Его «комиссовали» домой и послали работать сторожем на военный склад, а весной он стал бакенщиком - зажигал огни на реке для обозначения фарватера. Зимой - снова склад и так до следующей весны, а там – опять бакены.

Играй, гармонь

Александр Михайлович играл на «двухрядке» и не просто играл, а импровизировал, «ведя», тем ни менее, свою мелодию. Спутать с кем-то другим его было сложно.

На вопрос насчет нотной грамоты, отвечал, что в немецком лагере его соседом по бараку был москвич из «добровольцев», эрудированный и образованный молодой человек, нашедший в толковом парне заинтересованного собеседника, который как губка впитывал новые знания. Он-то и обучил «нотной премудрости», никакой сложности, в которой Александр, впрочем, не увидел: «Чем-то похоже на числовые ряды из математики».

- Настоящему гармонисту ноты ни к чему, - пояснял он. – Я и так на слух всё воспринимаю.

Рассказал, что когда уезжал из Пруссии в 1918 году, успел написать своему другу, который был в тот момент на работах, короткую записку с адресом и оставил на его «шконке». И каково же было удивление Александра, получившего в 1921 году из «первопрестольной» письмо от своего товарища, который смог уехать из Германии только через год. И то приятель считал, что ему крупно повезло: страны Антанты в 1919-м ввели запрет на репатриацию русских военнопленных, склоняя их к вступлению в ряды белогвардейцев. Переписывались друзья до самой войны. Потом следы потерялись…

В 1959-м Александр Самойлов умер, и его вдова отнесла гармонь кому-то из знакомых.

Несмотря на то, что семья пострадала во время коллективизации, Самойловы всегда были людьми патриотично настроенными и детей своих воспитали в таком же духе. Иначе, младшая из них, Надежда не совершила бы в годы войны свой трудовой подвиг, увековеченный ныне в бронзе в «Парке Победы» в Уфе.

Евгений КОСТИЦЫН, 

Александр КОСТИЦЫН.