Одноклассник Эда Мурзина: «Ему было интересно создавать свободу, а не пользоваться ей»

Привет, Эдик!

Не даешь ты мне покоя с той самой минуты, как я узнал, что тебя – живого – больше уже нет на этой грешной земле.

Мы познакомились 40 лет назад. Ты пришел в наш вновь образованный математический 9 «В» из другой школы и даже из другого города. Появление остроумного и ироничного красавца, одетого «как денди лондонский» в светлый джинсовый костюм, было явлением для всей школы. Гораздо позже я узнал, что на тот костюм ты заработал летом в колхозе. Вообще-то чудо случилось еще раньше, когда ты - такой – родился в семье обыкновенных советских людей – тружеников, которые всегда и жили, и ходили строем, не выпячиваясь, как и наши родители, как и все. И тут появляешься ты, который в каждой бочке затычка и в каждой руке заноза, который никого не обделит своими приколами, шутками, подколами, такой неравнодушный и не желающий ходить строем. Конечно, это не нравилось учителям, потому, как и им доставалось твоего внимания. Еще долго в наших ушах будет звучать твой издевательски-провокационный, высокохудожественный и некультурный чих, который всегда раздавался в самый неподходящий момент классного занятия. Это ты первый собрал одноклассников у себя дома на день рождения, и благодаря тебе мы стали дружнее. Там я впервые танцевал со своей будущей женой Гузелькой и у меня тогда возникла мысль, что у нас с ней могли бы быть красивые дети. Во многом благодаря тебе, после окончания школы мы, одноклассники, встречались каждые пять лет. И ты не пропустил ни одной из них, приезжая из разных городов и стран. 

К хорошему привыкаешь быстро, даже если оно в необычной форме, и твое ироничное, веселое и доброе отношение к людям не удивляло. Это же Эдик! Это Хусно! И все же несколько раз тебе удалось меня крепко удивить.

Первый раз, это когда мы встретились в библиотеке, в Лефортово, когда ты готовился к поступлению в бауманку, а я в энергетический. Тебе было сложнее поступить. Твой высокохудожественный некультурный чих, и не только чих, дали моральное право нашим школьным учителям, по правде говоря очень хорошим учителям, занизить твои оценки в аттестате. А средний балл аттестата тогда учитывался при расчете проходного балла для поступления. После той встречи я понял, что ты можешь быть очень целеустремленным и сильным в работе, если она тебе нравится. Своим поступлением в МВТУ ты меня уже не удивил, но многих – да, очень.

Второй раз ты меня сильно удивил своей искренней душевной реакцией на известие о трагической смерти нашей одноклассницы Лили. Этого нельзя описать, но я это почувствовал.

В третий раз – это когда пробегая по улице Парковой я увидел впереди со спины парня, который шел, олицетворяя свободу, по летнему Нефтекамску в шортах, майке и сланцах. Я подумал, что если это не Эдик, то мир перевернется. Мир остался на месте, а в ответ: «Привет Толик!». 

- Привет Эдик! Ты куда это в таком виде? 

- В библиотеку. 

И я бы может и не поверил, если бы не знал, что в 100 метрах впереди действительно библиотека.

В четвертый раз и больше всего ты меня удивил, когда, не имея соответствующего образования и опыта, в одни руки, за один месяц, с чистого листа ты сделал газету «Вечерний Нефтекамск». Это был луч света в темном царстве. Народ полюбил тебя за эту газету и думаю, что это одно из лучших дел в твоей жизни, которое действительно удалось.

В пятый раз – это когда переоделся в Деда Мороза в новогоднюю ночь для детей нашего одноклассника и это был один из самых добрых и чутких Морозов, которых я видел.

Наша последняя встреча состоялась в мае 2016. Мы с одноклассниками встретились через 35 лет после окончания школы. Вместе с классным руководителем посидели в «нашем» классе, съездили на кладбище помянуть ушедших, поднялись на колокольню храма в Николо-Березовке. Ты слишком тяжело одолел лестницу, и у меня тогда возникла тревога по поводу состояния твоего здоровья, тем более что ты почти не танцевал на вечере. Но ты же никогда ничего о себе на рассказывал, а тем более не жаловался. Весь день ты был как всегда весел, но какая-то грусть появилась, вместе с намеками на возможный отъезд в Америку.

Как же так Эдик? Ты! Который изучал биохимию, интересовался наукой о продлении жизни человека, писал статьи на эту тему и так рано ушел?

Конечно мы будем помнить твой светлый, веселый, ироничный и добрый образ и даже приукрасим его, не сомневайся, но ты не прав Эдик! Ты сильно не прав Эдик, и я даже хочу сказать нехорошими словами, которыми говорить нельзя, как ты не прав! Но не буду. Но ты меня понял, конечно, Эдик!

В своей добровольно-вынужденной американской ссылке ты оказался без любимой работы, без применения своих талантов и с пошатнувшимся здоровьем. Тамошняя свобода оказалась тебе неинтересна, потому что тебе интересно создавать свободу, а не пользоваться ей. Все это было губительно, но кто же знал, что ты в очередной раз не придумаешь что-нибудь…

Еще мне очень жаль, Эдик, что из того множества хороших и красивых девчонок, которые тебе встречались по жизни, ты так и не позволил себе выбрать единственную и обрести союз, в котором она бы любила, оберегала и спасала тебя. И я подозреваю почему. Ты не хотел принести опасность в ее жизнь, потому что вокруг тебя очень горячо было всегда. 

Ты был такой. Ты думал о безопасности близких тебе людей гораздо больше, чем ты позволял им догадываться об этом.

Надеюсь, что мне будет позволено, и я буду в состоянии зажигать свечи в храме Николая Угодника и слышать твое иронично-весело-доброе «Привет, Толик!».